...Горд был одноглазый рыцарь, мрачен и нелюдим. Одного Жозефа подпускал к себе – так огромный цепной пес, бывает, невесть с чего, берет под свое песье покровительство цыпленка или котенка, и позволяет этому комочку пуха (дунь – и улетит!) лазить и прыгать у себя по репьястой спине.
Сидел всеми днями, как раненый зверь в норе, у себя в просторной, гулкой, с высокими, как в церкви, сводами, оружейной, где даже летом, в самую жару, только фехтованием и можно было согреться; перебирал кинжалы, алебарды, арбалеты, осматривал, полировал, вострил – никому эту работу не доверял: мол, того и гляди, пустят волну по лезвию! Время от времени вызывал к себе какого-нибудь сержанта, а то и двоих-троих сразу – подзаняться фехтованием. Шли к нему в таких случаях, как на казнь: сам Морис мастерски владел любым оружием, чужая неуклюжесть выводила его из себя, и тогда брат оружейничий совершенно забывал об осторожности и разделывался с бедолагами, как ястреб с курами – только пух и перья летели! Все мольбы и стоны были бесполезны: «У тебя в руках оружие – так защищайся, дьявол тебя дери! – яростно шипел Морис. – Сарацинам в бою тоже будешь заявлять, что так, мол, нечестно?»Жофруа рассказал однажды – шепотом, то и дело на дверь оглядываясь: как-то, было дело, Морис задал знатную трепку самому де Нарсе, невесть с чего - ехидно добавил ризничий - возомнившему себя Роландом, - ох, и визжал же этот недоумок, пока одноглазый его, как зайца, по оружейной гонял! «Да вы что, прекрасный брат! С ума вы, что ли, спятили, прекрасный брат?!» А Морис ему: вы, мол, мессир командор, приказали мне драться с вами, а не опахалом вас на сарацинский манер обмахивать!» :knight