Сидит Приор, в руке топор,
Рядом плаха, и два монаха,
У каждого монаха, толстая ряха.

Говорит Приор «С каких пор,
стал пропадать, в подвале Кагор.»
«Я стесняться не привык,
топором щас дам в кадык,
рукояткою дам в пах,
станешь евнухам монах.»

Испужалися щеканы,
Стали блеять как бараны,
На колени повалились,
Чуть мошны не раздавились.

Пожилей ты нас Приор,
Не марай об нас топор,
Мы изжогою страдаем ,
И по этому бухаем.

Нет целебнее Кагора,
От изжоги и запора,
От прыщей и простатита,
От ветрянки и мастита.
От глистов и целюлита,
От поноса и бронхита,
Лысым, глупым и убогим,
Импотентам, хромоногим,
Всем полезен наш Кагор,
Пригуби и ты Приор.

Отредактировано Kuzmich (2005-10-16 20:03:19)

Прикольно!))))
Я требую продолжения банкета!))))

Извиняюьсь, но тут есть ошибочка.
Так вернее:
"Бокалы с грехом
Исчезнут от света..."

А песенка не сгодится?

Как-то разлили пузырь на троих
Славные единоверцы:
Фриц Барбаросса, Девятый Луи
С Ричардом Львиное Сердце.

Фриц, нализавшись, вполглаза храпел,
Ричард в амуры пустился,
Ну а Луи, что в Святые хотел,
Тот больше всех колбасился:

«Мол, скукота, заржавели клинки,
  Двор погружается в тину,-
  Ну-ка, давайте, пошли, мужики,
  Морду набьём Саладину!

  И конфискуем - пора бы давно! -
  Чашу святую Грааля,
  Гроб Иисусов, а с ним заодно -
Девочек всех из Сераля!»

И подпевал ему хитрый плебей,
Старый пьянчуга и циник,
В общем - краса всех французских бичей,
Пётр по прозванью Пустынник:

«Вечною славой, мол, трон озарим,
  С Богом, под знаменем Чести!
  Наш будет мигом Иерусалим,
  Раз наши козыри - крести!»

  Молча кивали в ответ короли,
  Пётр ухмылялся ехидно.
  Им бы проспаться послать бы Луи -
  Да перед дамами стыдно!

  Рыцари с лязгом, пыхтя в железах,
  Лезли в седло, как медведи,
  Намалевав Красный Крест на щитах:
  Помощь, мол, братская едет!

  Только завидев базар, и Сераль,
  И изобилье Востока,
  Воины Гроб, и Христа, и Грааль
  Мигом послали далёко.

  И на базар ворвались, как ОМОН,
  Копьями снёсши воротца,
  И навели колоссающий шмон,
  Хапая, что подвернётся.

  Как челноки, все шмотья нагребли,
  Передралися, задиры,
  А на прощание город сожгли,
  Словно киоск - рэкетиры.

  Три короля, все в крови и в пыли,
  Светочи истинной веры,
  В школьный учебник в обнимку вползли,
  Пьяные, как тамплиеры.

  Мог чтобы внук, гордый делая вид,
  Предками хвастать своими.
…Воз, то есть, гроб, и доныне стоит
   В граде Иерусалиме…

Держите еще:

Освобожденный Иерусалим
(письмо очевидца)
15 июля 1099 года Иерусалим
был взят приступом. Три дня
победители грабили его...
(учебник по истории Средних веков)
Из Святой земли привет, любезный братец!
У тебя-то разумения хватило
Только мысленно примкнуть к священной рати -
Кто бы мне из зада вытащил бы шило!
Что забыл я в этом чертовом походе?
Черт подрал бы «благодатный» здешний климат!
Что Париж? Как двор? С кем спит моя графиня?
Как монашенка твоя - Господня милость
Упасла? Пишу из Иерусалима.
Непонятно как, но все-таки - свершилось.
Ночь проспал, облокотясь на Гроб Господень.
Всё da capo распишу тебе al fine .

Мы вкруг крепости кольцо свое стянули
Пред рассветом - еле видны были лица.
Как тараном по воротам шибанули,
Так на ломаном французском из бойницы
Кто-то крикнул: мол, попробуйте рогами!
Тут, конечно, как с цепи сорвались наши.
Жарче этой свет не видел заварухи:
С хрустом в плоть вгрызались копья и секиры,
И раскалывались головы, как чаши, -
Это, брат, вам не парижские турниры!
Чалмоносцев, будто репу, мы строгали,
Мостовые были мокры, глотки сухи.

Видел я, как быстро жизнь в песок сбегает
Сквозь кольчугу - так вода течет сквозь сито;
Видел я, как кость из лат торчит нагая -
В ту бы свалку вас, кудрявые пииты!
Где сражался кто из нас - там спать и рухнул,
Не дослушавши победного сигнала....
Утром сам чуть в Гроб не лег я, вместо Тела!
Двух девиц пленил. И взор одной - что солнце.
А другая... мне рубашку постирала.
Всяк, кто жив, - герой, куда там Македонцу!
На доспех свой глянул - в мать святого духа!!
А на шкуре - дырок с пять, но кости целы.

Вонь ужасная: весь город стал - кладбище.
Наших треть легла. Вдова теперь Колетта.
Всё вверх дном перевернули - денег ищут,
А на Господа плевали с минарета.
С Гробом, без ли - под ногами те же плиты,
В черном небе - те же звезды. Та же эра.
Тут один монах пузатый - вот умора! -
Призывал нас попоститься в честь победы.
Я сказал: «Ты, отче, ври - да знай же меру»,
А Ла Форс по морде смазал надоеду.
А когда-нибудь мы станем знамениты,
И святых из нас наделают жонглеры...

Был пажишка у Ла Форса, с ликом гордым, -
Всё мечтал о битвах, подвигах и Гробе,
Да кансоны сочинял Прекрасной Даме,
Трясся вечно в героическом ознобе…
Закололся. Час назад. Мизерикордом.
Экий дурень! Нализался б лучше с нами.
18.3.02.

Ну, уж если вспоминать трубадуров...

Альба

n Ты отрада мне - и отрава.
Почему? По какому праву?
n У любви не бывает прав.
n Нету счастья - так пусть приснится!
Тихо ручка ее ложится
На его кольчужный рукав.

Затихают ночные звуки.
Словно плющ, сплетаются руки.
На дороге скрип колеса.
В деревушке лают собаки.
Кой дурак придумал, что браки
Заключают на небесах?!

Тише. Сдержанней. Sostenuto.
Не удержишь - бегут минуты,
Как в песок вода из горсти.
Топот. Кашель. - «Кого там носит?!»
Вновь безусый оруженосец
Им тревожный мотив свистит.

Миг еще! Ну еще полмига...
Мчится Гелиоса квадрига -
Не помедлит, и не проси!
Кровью рдеют верхушки башен.
-Старый муж ее в гневе страшен,
Бога ради, скорей, мессир!
    Глаза-острия на решетках-лицах -
                Закрыться, спрятаться, притвориться,
               Нести на вздор - еще больший вздор,
                Степенно ходить и глядеть смиренно...
                 Как бусы цветные, низать катрены,
                Где coeur - дежурная рифма к fleur...
Бесполезны меч и отвага.
Рвет натужно перо бумагу,
Волочась по ней - не скользя.
«Напиши обо мне!» - он рад бы.
Но и в песне ни слова правды
О любимой сказать нельзя -

Рыщет сплетня бешеной псицей!
Даже в песне нужно таиться.
Следом заячьим стих плети:
Заменяй, прокляв всё трикраты,
На сапфиры - очей агаты,
Косы черные - золоти!

Госпожу старухи обсели:
n Где вы были, мадам?
n                                В капелле
Я молилася на заре!
На вопрос, для кого напевы,
Рек певец: «Для Пречистой Девы!»,
Взор пустой возведя горе...

-Добрый вечер, мессир!
    -Да, добрый...
Сердце вот-вот проломит ребра -
Рвется к Ней из тела-тюрьмы.
Как секвенциями ни виться -
Всё равно аккорд разрешится
В скачку ночью через холмы,
В сырой и острый холод решетки.
                 Всего-то разницы - два коротких
                Росчерка между amor и mort.
                 Свет... Серо-желтый, как крылья моли.
                 Еще немного! Как можно доле...
                И «доле» созвучьем пойдет к dolor.
13.06.05.

Смешной, но жутко матерный стишок за жизнь. Не мой. Кто не убоится матершины. всем СЮДЫ

И еще, уж коли речь зашла о стервятниках:

Киплинг, в переводе Константина Симонова

Гиены

Когда похоронный патруль уйдет
И коршуны улетят,
Приходит о мертвом взять отчет
Мудрых гиен отряд.

За что он умер, и как он жил -
Это им все равно.
Добраться до мяса, костей и жил
Им надо, пока темно.

Война приготовила пир для них,
Где можно жрать без помех.
Из всех беззащитных тварей земных
Мертвец беззащитней всех.

***** бодает, воняет тля,
Ребенок дает пинки.
Но бедный мертвый солдат короля
Не может поднять руки.

Гиены вонзают в песок клыки,
И чавкают, и рычат.
И вот уж солдатские башмаки
Навстречу луне торчат.

Вот он и вышел на свет, солдат, -
Ни друзей, никого.
Одни гиеньи глаза глядят
В пустые зрачки его.

Гиены и трусов , и храбрецов
Жуют без лишних затей.
Но они не пятнают имен мертвецов -
Это дело людей.

Еще Редьярд (пер.Н. Голя)
Вещь, кажется. по духу вполне "наша"

Посвящение к "Казарменным балладам"

Они теперь там, за гранью орбит, в пространстве, залитом тьмой,
Где нет ни комет, ни проблеска нет, ни искры нет ни одной, -
Они - те, кто жил, сражался, любил, творил наш мир земной.

В них нет гордыни: они мертвы. Их лавр обращен в золу.
Кумиры дальних времен и сторон их ждут к своему столу;
Им пить вольно среди муз вино, иль Господу петь хвалу,

Иль лететь в дозор сквозь ревущий простор, где злобу таит Азраил,
Чрез кромешный ад проводить отряд светлых всевышних сил,
Охранять свой пост средь далеких звезд (а кто б их на нем сменил?)

Их радость - это радость Земли, а скорбь Земли - далека.
Если начат труд и окончен труд - значит, тут Господня рука.
Что сулит сатана, им известно сполна: лишь ловушку для простака.

Часто к ним нисходит Господь, владеющий всеми и всем;
Он ведет рассказ про свой каждый час и про созданый им Эдем,
И любой тогда пребывает нем, но спокоен и горд между тем.

А нынче к ним, избывшим алчбу, похоть и боль утрат, -
К богам, но и людям (знающим все, но знавшим соблазн наград) -
Дыханьем Смерти рожденный для них, новый явился брат.

К сей Границе, к ней шел он с юных дней, как и всякий из нас идет.
Прах земной отряс, как всякий из нас отрясет его в свой черед.
Он честно жил, он свой путь проложил, и за это - честь и почет.

И они поднялись, встречая его, когда в дом вошел новосел.
Он им ровней стал, он принял фиал, он усажен за общий стол,
Потому что по Жизни бесстрашно шел и от Смерти взгляд не отвел.

За гранью орбит, где свет не горит, в пространстве, залитом тьмой,
Теперь обитает новый брат - их и, конечно, мой -
И вместе со всеми славит Творца, создавшего мир земной.

А мы анкор, и еще анкор!
СЛУЖБА КОРОЛЕВЫ   
Киплинг. Перевод И. Грингольца

Когда новобранец идет на Восток,
Он глуп, как дите, а уж пьет - не дай бог,
И он же дивится крестам у дорог,
     Сосунок, не обученный службе.
     Не обученный службе,
     Не обученный службе,
     Не обученный службе -
      Службе  Королевы!

А ну-ка, юнец, не обвыкший в строю,
Нишкни да послушай-ка байку мою,
А я о солдатской науке спою,
    О том, как поладить со службой.
    Как поладить со службой...

Не вздумай, во-первых, таскаться в кабак.
Там пойло штыку не уступит никак,
Нутро продырявит, и дело - табак,
    Поди, не порадуешь службу.
    Не порадуешь службу...

Холеру могу обещать наперед.
Тогда, брат, и капли не взял бы я в рот.
С похмелья зараза тебя проберет
     И в дугу так и скрутит на службе.
     Так и скрутит на службе...

Но солнце - вот это всем бедам беда!
Свой пробковый шлем не снимай никогда
Или  прямо к чертям загремишь ты, балда,
     Как дурак ты загнешься на службе.
     Ты загнешься на службе...

Если взводный, подлюга, на марше допек,
Не хнычь, точно баба, что валишься с ног,
Терпи и не пикни - увидишь, сынок,
     О пиве заботится служба.
     Позаботится служба...

Упаси тебя бог от сварливой жены!
Всех лучше, скажу я, вдова старшины:
С казенных харчей потеряешь штаны
     И любовь не сойдется со службой.
     Не сойдется со службой...

Узнаешь, что с другом гуляет жена,-
Стреляй, коли петля тебе не страшна.
Так пусть их на пару возьмет сатана,
     И будь они прокляты  службой!
     Будь прокляты службой...

Не равняйся по трусам, попав под обстрел,
Даже бровью не выдай, что ты оробел.
Будь верен удаче и счастлив, что цел,
     И вперед! - как велит тебе служба.
     Как велит тебе служба...

Если мимо палишь ты, ружья не погань,
Не рычи на него: косоглазая рвань!
Ведь даже с тобой лучше ласка, чем брань,
     И друг пригодится на службе!
     Пригодится на службе...

А когда неприятель ворвался в редут,
И пушки-прынцессы хвостами метут -
Прицела не сбей, не теряйся и тут,
     К пальбе попривыкнешь на службе.
     Попривыкнешь  на службе...

Твой ротный убит, нет на старших лица...
Ты помнишь, надеюсь, что ждет беглеца.
Останься в цепи и держись до конца
     И жди подкреплений от службы.
     Подкреплений от службы...

Если ж, раненый, брошен ты в поле чужом,
Где старухи живых добивают ножом,
Дотянись до курка и ступай под ружьем
     К Солдатскому Богу на службу.
     Ты отчислен со Службы,
     Ты отчислен со Службы,
     Ты отчислен со Службы -
      Службы  Королевы!

Дабы дважды книгу на работу не таскать:)),
держите еще:

Теофиль Готье, пер.М. Донского

Средневековье

Мессир Ивен могуч и силен,
Его древний замок рвом окружен,
крепкие стены из гладких камней,
Башня с дозорной вышкой над ней,
Щели бойниц, парапеты, зубцы,
И всюду готовые к битве бойцы
(Старинное фабльо)

В погоне за стихом, за ускользнувшим словом,
Я к замкам уходить люблю средневековым:
мне сердце радует их сумрачная тишь,
мне любы острый взлет их черно-сизых крыш,
угрюмые зубцы на башнях и воротах,
Квадраты стеклышек в свинцовых переплетах,
проемы ниш, куда безвестная рука
Святых и воинов врубила на века,
Капелла с башенкой - подобьем минарета,
Аркады гулкие с игрой теней и света;
Мне любы их дворы, поросшие травой,
расталкивающей каменья мостовой,
И аист, что парит в сиянии лазурном,
Описывая круг над флюгером ажурным,
и над порталом герб, - на нем изображен
Единорог иль лев, орел или грифон;
подъемные мосты, глубоких рвов провалы,
Крутые лестницы и сводчатые залы,
Где ветер шелестит и стонет в вышине,
О битвах и пирах рассказывая мне...
И, погружен мечтой в былое, вижу вновь я
Величье рыцарства и блеск средневековья.

Отредактировано M-lle d'Artagnan (2006-09-15 10:06:20)

и - снова на сцене Железный Редьярд, с хитом всех времен и народов:

БАЛЛАДА О ВОСТОКЕ И ЗАПАДЕ   Перевод Е. Полонской

О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут,
Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный господень суд.
Но нет Востока, и Запада нет, что племя, родина, род,
Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает?

Камал бежал с двадцатью людьми на границу мятежных племен,
И кобылу полковника, гордость его, угнал у полковника он.
Из самой конюшни ее он угнал на исходе ночных часов,
Шипы на подковах у ней повернул, вскочил и был таков.
Но вышел и молвил полковничий сын, что разведчиков водит отряд:
"Неужели никто из моих молодцов не укажет, где конокрад?"
И Мохаммед Хан, рисальдара сын, вышел вперед и сказал:
"Кто знает ночного тумана путь, знает его привал.
Проскачет он в сумерки Абазай, в Бонаире он встретит рассвет
И должен проехать близ форта Букло, другого пути ему нет.
И если помчишься ты в форт Букло летящей птицы быстрей,
То с помощью божьей нагонишь его до входа в ущелье Джагей.
Но если он минул ущелье Джагей, скорей поверни назад:
Опасна там каждая пядь земли, там Камала люди кишат.
Там справа скала и слева скала, терновник и груды песка...
Услышишь, как щелкнет затвор ружья, но нигде не увидишь стрелка",
И взял полковничий сын коня, вороного коня своего:
Словно колокол рот, ад в груди его бьет, крепче виселиц шея его.
Полковничий сын примчался в форт, там зовут его на обед,
Но кто вора с границы задумал догнать, тому отдыхать не след.
Скорей на коня и от форта прочь, летящей птицы быстрей,
Пока не завидел кобылы отца у входа в ущелье Джагей,
Пока не завидел кобылы отца, и Камал на ней скакал...
И чуть различил ее глаз белок, он взвел курок и нажал.
Он выстрелил раз, и выстрелил два, и свистнула пуля в кусты...
"По-солдатски стреляешь, - Камал сказал, - покажи, как ездишь ты".
Из конца в конец по ущелью Джагей стая демонов пыли взвилась,
Вороной летел как юный олень, но кобыла как серна неслась.
Вороной закусил зубами мундштук, вороной дышал тяжелей,
Но кобыла играла легкой уздой, как красотка перчаткой своей.
Вот справа скала и слева скала, терновник и груды песка...
И трижды щелкнул затвор ружья, но нигде он не видел стрелка.
Юный месяц они прогнали с небес, зорю выстукал стук копыт,
Вороной несется как раненый бык, а кобыла как лань летит.
Вороной споткнулся о груду камней и скатился в горный поток,
А Камал кобылу сдержал свою и наезднику встать помог.
И он вышиб из рук у него пистолет: здесь не место было борьбе.
"Слишком долго,-он крикнул,-ты ехал за мной,
        слишком милостив был я к тебе.
Здесь на двадцать миль не сыскать скалы, ты здесь
        пня бы найти не сумел,
Где, припав на колено, тебя бы не ждал стрелок с ружьем на прицел.
Если б руку с поводьями поднял я, если б я опустил ее вдруг,
Быстроногих шакалов сегодня в ночь пировал бы веселый круг.
Если б голову я захотел поднять и ее наклонил чуть-чуть,
Этот коршун несытый наелся бы так, что не мог бы крылом
            взмахнуть".
Легко ответил полковничий сын: "Добро кормить зверей,
Но ты рассчитай, что стоит обед, прежде чем звать гостей.
И если тысяча сабель придут, чтоб взять мои кости назад.
Пожалуй, цены за шакалий обед не сможет платить конокрад;
Их кони вытопчут хлеб на корню, зерно солдатам пойдет,
Сначала вспыхнет соломенный кров, а после вырежут скот.
Что ж, если тебе нипочем цена, а братьям на жратву спрос -
Шакал и собака отродье одно,- зови же шакалов, пес.
Но если цена для тебя высока - людьми, и зерном, и скотом, -
Верни мне сперва кобылу отца, дорогу мы сыщем потом".
Камал вцепился в него рукой и посмотрел в упор.
"Ни слова о псах, - промолвил он, - здесь волка с волком спор.
Пусть будет тогда мне падаль еда, коль причиню тебе вред,
И самую смерть перешутишь ты, тебе преграды нет".
Легко ответил полковничий сын: "Честь рода я храню.
Отец мой дарит кобылу тебе - ездок под стать коню".
Кобыла уткнулась хозяину в грудь и тихо ласкалась к нему.
"Нас двое могучих,- Камал сказал, - но она верна одному...
Так пусть конокрада уносит дар, поводья мои с бирюзой,
И стремя мое в серебре, и седло, и чапрак узорчатый мой".
Полковничий сын схватил пистолет и Камалу подал вдруг:
"Ты отнял один у врага, - он сказал, - вот этот дает тебе друг".
Камал ответил: "Дар за дар и кровь за кровь возьму,
Отец твой сына за мной послал, я сына отдам ему".
И свистом сыну он подают знак, и вот, как олень со скал,
Сбежал его сын на вереск долин и, стройный, рядом встал.
"Вот твой хозяин, - Камал сказал, - он разведчиков водит отряд,
По правую руку его ты встань и будь ему щит и брат.
Покуда я или смерть твоя не снимем этих уз,
В дому и в бою, как жизнь свою, храни ты с ним союз.
И хлеб королевы ты будешь есть, и помнить, кто ей враг,
И для спокойствия страны ты мой разоришь очаг.
И верным солдатом будешь ты, найдешь дорогу свою,
И, может быть, чин дадут тебе, а мне дадут петлю".
Друг другу в глаза поглядели они, и был им неведом страх,
И братскую клятву они принесли на соли и кислых хлебах,
И братскую клятву они принесли, сделав в дерне широкий надрез,
На клинке, и на черенке ножа, и на имени Бога чудес.
И Камалов мальчик вскочил на коня, взял кобылу полковничий сын,
И двое вернулись в форт Букло, откуда приехал один.
Но чуть подскакали к казармам они, двадцать сабель блеснуло в упор,
И каждый был рад обагрить клинок кровью жителя гор...
"Назад, - закричал полковничий сын, - назад и оружие прочь!
Я прошлою ночью за вором гнался, я друга привел в эту ночь".

О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут,
Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный господень суд.
Но нет Востока, и Запада нет, что племя, родина, род,
Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает?

Вот тоже славная вещица Редьярдовская:

ОТПУСТИТЕЛЬНАЯ МОЛИТВА   Перевод О. Юрьева

Бог праотцев, преславный встарь,
   Господь, водивший нас войной,
Судивший нам - наш вышний Царь! -
   Царить над пальмой и сосной,
Бог Сил! Нас не покинь! - внемли,
Дабы забыть мы не смогли!

Вражде и смуте есть конец,
   Вожди уходят и князья:
Лишь сокрушение сердец -
   Вот жертва вечная твоя!
Бог Сил! Нас не покинь! - внемли,
Дабы забыть мы не смогли!

Тускнеют наши маяки,
   И гибнет флот, сжимавший мир...
Дни нашей славы далеки,
   Как Ниневия или Тир.
Бог Сил! Помилуй нас! - внемли,
Дабы забыть мы не смогли!

Коль, мощью призрачной хмельны,
   Собой хвалиться станем мы,
Как варварских племен сыны,
   Как многобожцы, чада тьмы,
Бог Сил! Нас не покинь! - внемли,
Дабы забыть мы не смогли!

За то, что лишь болванки чтим,
   Лишь к дымным жерлам знаем страх
И, не припав к стопам Твоим,
   На прахе строим, сами прах,
За похвальбу дурацких од,
Господь, прости же Свой народ!